Кавказская мозаика. Андрей Зубов
2004-05-05
Кавказ очень похож на Балканы, только его конфигурация еще сложнее, а мозаика еще многообразней.
Кавказ – это более обширная, чем Балканы, горная страна, с еще более труднопреодолимыми перевалами заоблачных хребтов, с еще более обособленными долинами и ущельями. Это древняя граница Запада и Востока, сначала проходившая между Римской и Персидской империями, затем – между Россией и мусульманским югом (сначала арабским, потом персидским и османским).
При этом Кавказ всегда был далекой периферией империй, в которые он входил, а его невыгодное географическое положение – отдаленность от открытых морей и главных торговых путей – делали регион более замкнутым, менее динамичным и богатым, чем Балканы. Общинные отношения, местные языческие верования и обычаи, натуральное хозяйство доминировали во многих районах Кавказа до ХХ века и кое-где, пережив коммунистический пожар, вновь возрождаются.
Этническая карта "советского" Кавказа, составленная в начале 1960‑х годов, включала 46 народов, принадлежащих к пяти языковым семьям – кавказской, индоевропейской, алтайской, семито-хамитской, уральской – и 14 группам. В действительности же, кавказских народов гораздо больше. Среди них месхетинские турки, выселенные по секретному постановлению Государственного Комитета Обороны в 1944 году и безуспешно пытающиеся ныне вернуться на родину; андо-цезские народы, произвольно включенные в состав аварцев. Не учтены грузинские субэтносы, подчас с очень ярким самосознанием: мегрелы, лазы, аджарцы, сваны, ингилойцы. На этническое деление накладывается конфессиональное, фактически оформляющее на Кавказе обособленные этно-конфессиональные сообщества: осетины – мусульмане и христиане, армяне – григориане, католики и хемшины (обращенные в ислам), абхазы – христиане и мусульмане, курды – мусульмане и йезиды, азербайджанцы – шииты и сунниты, грузины – христиане и мусульмане.
А если учесть еще и превратности исторических расселений и насильственных перемещений? Если даже оставить за скобками вытеснение кабардинцами осетин в XVI–XVII веках, вторжение калмыков в ногайские степи в XVII–XVIII веках, расселение туркменов в XV–XVII веках в низменных районах восточного Закавказья персами и ограничиться памятными последними двумя столетиями, этно-цивилизационная картина Кавказа не станет более простой.
На Кавказе есть немало аулов, станиц, городов, которые за две сотни лет несколько раз полностью сменили этнический состав. Так, некоторые поселения Пригородного района Северной Осетии изначально были осетинскими, затем – ингушскими, затем – русско-осетинскими или чисто русскими, затем – ингушскими, и, наконец, – осетинскими. Подобных примеров множество. Общее число перемещенного населения на Кавказе за последние двести лет примерно равно нынешней численности населения региона, а на Северном Кавказе даже превосходит его раза в полтора.
Принудительные переселения горцев в период прихода русских на Кавказ (со второй половины XVIII века), создание на землях автохтонного населения казацких станиц, строительство крупных городов – Владикавказ, Грозный, Баталпашинск, Екатеринодар, Майкоп, Кизляр, Петровск – с многочисленным "европейским" и иным чужеродным (армяне, персы) населением, возникновение на Северном Кавказе немецкой переселенческой аграрной колонии (1802 год), мухаджирство, массовые депортации кавказского населения в советское время – всё это и многое другое, естественно, повлияло на этнический состав современного Кавказа. Определить в этих обстоятельствах, кто имеет законные права на землю и поселение практически невозможно, их имеют все, кто жил здесь.
Эта сложнейшая мозаика не могла не порождать войн, и они были часты на Кавказе. Результатом междоусобиц становилось подчинение всех противоборствующих сторон какой-либо внешней силе, и эта внешняя сила, обычно заинтересованная в государственной стабильности, наводила на Кавказе порядок и, в меру возможности, строго его контролировала.
В эпоху от Траяна до Юстиниана эта функция на западном Кавказе принадлежала Риму, а на восточном – Персии. Несколько столетий "порядок" в регионе наводили арабы. В XIII веке их сменили монголы и Золотая орда. Затем Кавказ разделили османы и персы, и постепенно – со второй половины XVI в. по XVIII в. – Османская империя заняла всю его территорию. К концу XVII и особенно в XVIII веке на Кавказе ощутимо влияние России, а в XIX веке он стал частью Российской империи.
Вхождение в Империю
Результат присоединения Кавказа к России в целом был положительный. Благодаря России, высшее культурное сословие Кавказа становилось частью европейски образованного общества. Но главное, на Кавказе впервые за много веков был обеспечен прочный мир и закон. Торговые дороги стали безопасными, междоусобная и межплеменная вражда, уносившая тысячи жизней, забылась. Изучение русского языка было добровольным, лояльность кавказских народов к Империи существенно укрепилась, а межнациональные и межконфессиональные конфликты, раздиравшие Кавказ во время смуты, перешли в "холодную фазу".
Это отвечало планам имперской администрации. С самого начала государственная политика России на Кавказе была направлена на его обрусение. Царская администрация вовсе не рассчитывала, что горцы, татары, армяне или грузины в будущем могут превратиться в таких же русских людей, как обыватели Курска или Твери. Их право на религиозные убеждения, язык, собственную культуру почти никогда не ставилось под сомнение. Речь шла о другом. Оставаясь армянами, аварцами, калмыками или абхазами, мусульманами, григорианами, буддистами, они должны были превратиться в граждан России – не в формально-юридическом, но в действительном смысле. Их отечеством должна была стать Россия, а высшим земным авторитетом – русский самодержец. Это и значило слово "обрусение".
Как же осуществлялась политика обрусения? Весьма разносторонними мерами: на пустующие и неосвоенные земли Кавказа добровольно приезжали православные переселенцы из коренных русских губерний. В средней и высшей школе, наряду с местными языками, преподавался русский. Имперской властью поддерживался русский и местный капитал на туземных окраинах, создавались пути сообщения и связи, прочно соединяющие инородческие окраины с русским центром Империи. Постепенно вводилось общеимперское законодательство в сферах, не касающихся области религиозного права, и осуществлялось включение туземцев в общеимперскую сословную и политическую систему.
Это была сознательная и хорошо известная в предреволюционном русском обществе политика. Но с ней не вполне соглашалась интеллигенция Кавказа, стремившаяся к национальной (территориальной или культурной) автономии в едином российском государстве.
Очевидно, что стремления Петербурга и местных культурных обществ на Кавказе совпадали лишь отчасти. И те и другие желали равенства прав граждан Кавказа с гражданами иных частей Империи, но Петербург не признавал при этом никакого обособления, никакой национально-территориальной автономии, а наиболее развитые народы региона стремились именно к этому. "В России мы должны иметь те же права, что и русские, а у себя управлять должны сами", – декларировали их вожди. Вопросы культурные, образовательные и религиозные решались императорской администрацией сравнительно легко, но всё, что касалось территориальной автономии, встречало полное неприятие.
Мир на Кавказе, установившийся после завершения Кавказской войны, и быстрое экономическое развитие региона в предреволюционное десятилетие, казалось, прочно направили жизнь его народов по общеимперскому сценарию. Национальная элита настолько обрусела, что подчас ее представители не владели даже разговорным родным языком. Среди мусульман складывалось терпимое отношение к православным. В сознании кавказцев русские завоеватели – кяфиры – становились соседями, сотрудниками, братьями по оружию.
Жизнь после переворота
Катастрофа 1917 года вернула Кавказ в эпоху южного мусульманского доминирования. Подписанный большевиками в марте 1918‑го сепаратный мир с Германией отдавал всё Закавказье под германо-турецкую оккупацию, а юго-западную часть региона – Карс, Ардаган, Батум – во владение Турции.
В разных частях России, на пространствах, свободных от большевиков, создавались временные правительства и законодательные собрания. В Закавказье таким правительством стал Закавказский комиссариат. Как законодательный орган этой временной закавказской власти был образован Закавказский сейм, который, в частности, должен был одобрить пункты перемирия. В апреле 1918 года Закавказским сеймом была объявлена Закавказская республика, как временно независимое, из-за захвата власти в столицах большевиками, образование. Провозглашение независимости Грузией 26 мая 1918 года и, вслед за этим, Азербайджаном и Арменией еще более усилило южную геополитическую ориентацию Кавказа.
Ошибочно было бы полагать, что народы Кавказа, воспользовавшись ослаблением и распадом общерусской власти, решили "реализовать свои вековые чаяния и отделиться от России", как утверждают официальные представители новых независимых государств. Политические новообразования, возникшие в то смутное время на Кавказе, отнюдь не были долгожданным плодом многолетней борьбы за независимость населявших их народов. Они появились в результате политической интриги Турции и разрушения центральной власти в России.
Короткий период независимости Кавказа был ознаменован межнациональными конфликтами, вопиющими беззакониями и небывалой хозяйственной и административной разрухой. Местные элиты не показали себя способными принять всю ответственность управления и обеспечить хотя бы минимальные права граждан вне зависимости от вероисповедания, языка и региона проживания. Власть на Кавказе оказалась этнократической, олигархической, клановой и, наконец, слабой и корыстной. Эпоха Гражданской войны из-за общей разрухи в России, конечно, не может свидетельствовать об экономических тенденциях региона, но, безусловно, отрезанность от общероссийского рынка крайне негативно сказывалась на народном хозяйстве еще недавно богатых городов и сел Кавказа. Переключения же на какой-либо иной перспективный рынок – европейский или турецкий – в те годы не произошло.
После того как Белая армия – единственный реальный барьер, отделявший народы региона от "нового советского мира" – потерпела поражение, весь Кавказ был покорён Красной властью. Национальные армии не смогли оказать никакого реального сопротивления, Антанта не прислала ни одного взвода на помощь молодой кавказской демократии, которую она так заботливо оберегала от поползновений Деникина, с Кемаль-пашой большевики договорились полюбовно за счет армян и грузин – и на семь десятилетий Кавказ вновь оказался в системе северного доминирования.
Кавказ в советском пространстве
С приходом советской власти, политика которой, разумеется, имела мало общего с царской политикой, положение дел изменилось. Если при "старом порядке" главное внимание уделялось стабильности и процветанию Империи, то при новом режиме подвластные земли и народы рассматривались только как орудие для очередных завоеваний. Человек становился средством осуществления устремлений коммунистической элиты. О нем могли заботиться, но исключительно с той же целью, с какой кирасир заботится о боевом коне, а летчик – о своем самолете.
В период северного доминирования на Кавказе наметились определенные тенденции. В регионе был быстро восстановлен межконфессиональный и межнациональный мир, практически не нарушавшийся вплоть до армяно-азербайджанского конфликта 1988 года, когда власть Москвы стала заметно слабеть. Примечательно, что этот мир был навязан не только силой. Сила лишь оттеняла тенденцию к мирному сосуществованию и сотрудничеству. Множество межнациональных браков на Кавказе, в том числе и между такими "заклятыми врагами", как армяне и азербайджанцы, осетины и ингуши, между представителями кавказских народов и восточных славян – пример этого сосуществования.
Кавказские народы объединяла и совместная борьба против большевизма. В 1942 году Северный Кавказ встречал германские войска как освободителей не от русского, но от большевистского ига. Репрессии 1944‑го связывались в сознании горцев не с русским народом, а именно с коммунистическим режимом. Хрущевская "оттепель", возвращение на Кавказ изгнанников стали началом привыкания к смягчившейся советской системе. В 1960–1980‑е годы Кавказ сживается с ней, и его народы начинают воспринимать status quo как норму.
Советская система пришла на Кавказ с идеей национально-территориальной автономии и государственной независимости народов. Но автономия и независимость "союзных республик" были фиктивными. Любые действия местных властей, вплоть до выбора репертуара местных ансамблей песни и пляски и определения предпочтительных форм и методов сельскохозяйственной деятельности, жестко контролировались. Тем не менее в заданных советской властью рамках национальное культурное строительство было возможно и даже поощрялось. Возникла национальная светская литература, сложилась национальная интеллигенция.
Уничтожение после захвата региона большевиками высших сословий народов Кавказа (вследствие репрессий или эмиграции) – аристократии, духовенства, интеллигенции, то есть главных носителей и создателей национального сознания, – облегчили культурную нивелировку на сравнительно низком социально-бытовом уровне. Репрессии в 20–60‑е привели к еще большему "упростительному" смешению народов в 70–80‑е.
Борьба с религией в 1930‑е привела к закрытию большей части христианских, мусульманских и буддистских храмов, ликвидации монашеских общин и суфийских братств. Разумеется, фактически группы верующих оставались, но постоянные репрессии отрывали молодежь от веры отцов, превращали сознательную религиозность в бытовой обычай, чем облегчали перемешивание кавказских народов и их культурное нивелирование. Ослабление веры приводило и к социальной энтропии еще недавно жестко организованных семейных, родовых и территориальных сообществ Кавказа.
Огромное значение имело территориально-национальное оформление Кавказа в годы СССР. Царское правительство никогда не давало ход просьбам о создании там национальных губерний, сознавая, что ни одна из них ни в каких границах не будет моноэтничной. А в моноэтничном по названию, но фактически многонациональном образовании всегда возникает вопрос о власти и национальном доминировании, что неизбежно накаляет обстановку и ведет к насилию. Поэтому предпочтение отдавалось не национальным, а территориальным образованиям.
Советский режим создал систему национально-территориальных автономий, не особенно заботясь о соответствии границ реальныму этническому делению. В большинстве таких образований нетитульные национальности постепенно вытеснялись из пределов этих "республик", а численность титульного населения в них быстро возрастала. В некоторых районах Кавказа противоречия между "официальным" этносом и другими группами обострялись (осетино-ингушский конфликт, Карабах, Нахичевань, Абхазия, Южная Осетия), но из-за тоталитарно-репрессивной системы советского государства межнациональные напряжения не могли себя проявить в "горячей" форме.
Северное доминирование в советские годы оказалось благоприятным для народного хозяйства Кавказа. Кавказ стал регионом выращивания многих субтропических и теплолюбивых культур, черноморское побережье превратилось в цепь курортов общесоюзного значения. Если Прибалтика стала в СССР "эрзацзападом", то Кавказ – "эрзацсредиземноморьем". И хотя внутренние сельскохозяйственные районы Кавказа оставались бедными, население городов и побережий богатело. Намного скуднее была жизнь горных районов Северного Кавказа. Здесь, как и в Азербайджане, рабочая сила была в избытке, существовала скрытая безработица. Многие мужчины занимались отхожим промыслом в других регионах СССР, что приносило их семьям немалый, по советским масштабам, доход.
Быстрое развитие народного хозяйства связало Кавказ с остальной Россией в единую экономическую систему. Промышленность региона была ориентирована не на местные, но на общенациональные нужды и поэтому щедро обеспечивалась энергоресурсами, идущими из внутренней России. В большей степени, чем до 1917 года, Кавказ к концу 1980‑х гг. был включен в национальный рынок.
В массовом сознании жителей региона их земли не воспринимались как покоренные или колониально эксплуатируемые внешней русской властью. Представление о том, что народы Кавказа суть граждане одной великой страны, раскинувшейся "с южных гор до северных морей", к началу Перестройки доминировало над сепаратистскими и центробежными настроениями.
Первые плоды независимости
Кавказ был вовлечен в общесоюзную государственную систему значительно глубже, чем когда-либо в Российской империи. Однако декларативное наличие национально-территориальных образований и теоретическое признание большевиками права наций на самоопределение, вплоть до полного отделения, отягченное реальной межнациональной напряженностью и общим недовольством советским образом жизни, неизбежно должны были привести к тяжелому этно-государственному кризису при ослаблении или исчезновении тоталитарного коммунистического пресса.
Советская система не предполагала саморегуляции общества ни в каком из регионов. Сдерживаемая во многом лишь внешним панцирем власти, она дала трещины, когда эта жесткая оболочка разрушилась и исчезла.
Распад СССР начался с межнациональных конфликтов на Кавказе. Апрельское побоище 1989 года в Тбилиси между армией и толпой, спровоцированное съездом абхазов в Лыхнах, провозгласившим независимость Абхазской АССР от Грузинской ССР; многочисленные митинги в Ереване, насилие против армян по всему Азербайджану и избиения азербайджанцев в Армении, связанные с решением армян Карабаха объединить свой край с родственной республикой и порвать с Азербайджаном, – стали первыми кровавыми конфликтами, разрешить которые конвенциональными методами Москва не сумела.
С 1990 года Грузия и Армения добивались независимости от СССР. Главный импульс – желание, чтобы им не мешали решать свои национальные задачи. Грузия стремилась полностью инкорпорировать Абхазию и Южную Осетию, Армения – присоединить Карабах и создать мононациональное государство. Убедившись в бессилии Москвы восстановить азербайджанскую власть в Карабахе, Баку склоняется к независимости, рассчитывая таким образом "окончательно решить армянский вопрос в Азербайджане" и силой утвердиться в мятежной автономной области.
Крайнее ослабление центральной российской власти в начале 90‑х годов привело к независимости Кавказа de facto, которое было юридически оформлено для Закавказья лишь с распадом СССР в декабре 1991 года. Республики Северного Кавказа, юридически оставаясь в составе "обновленной России", фактически также вели полунезависимое существование, продолжая, впрочем, получать дотации из Москвы. Независимость не обернулась для Кавказа ни миром, ни богатством. Регион оказался вверженным в бесконечные межэтнические войны, жизненный уровень стремительно падал.
Сегодня все скудные национальные богатства Кавказа и иные источники поступления финансов сосредоточены в руках узких групп национально-бюрократических элит, равнодушных к нуждам большинства своих нищенствующих соплеменников.
Кроме того, Грузия и, особенно, Азербайджан страдают от исхода "европейского" населения – русских, украинцев, немцев, евреев и т. п. Ведь они занимали определенные экономические ниши, как правило связанные с высококвалифицированным техническим трудом, медициной, специальным образованием. Теперь, когда во всём Закавказье практически прекратила функционировать система высшего образования и академической науки, их некем заменить.
Эмиграция из региона, временная или постоянная, крайне высока. Армения потеряла половину своего "советского" населения, Азербайджан и Грузия – чуть меньше половины. При этом уехавшие принадлежали к самым активным возрастным и профессиональным группам.
Ситуация, сходная с закавказской, наблюдалась и в независимой Чеченской республике. Ее почти полностью покинули русские, составлявшие в 1989 году четверть жителей Чечено-Ингушетии. Административная и хозяйственная инфраструктуры полностью разрушены, земли заброшены, образование и медицина сведены на нет. Многие местные жители были вынуждены выехать за пределы республики или перейти к натуральному хозяйству и криминальному бизнесу – производству и продаже наркотиков, фальшивых денег и банковских обязательств, похищению людей, грабежу и т. п.
Немногим лучше положение в других частях Северного Кавказа. На Кубани, Ставрополье, в Дагестане и других оставшихся в составе России республиках сохраняется некоторый административный порядок, отмеченный, правда, как и повсюду в сегодняшней России, коррупцией и непотизмом (назначением родственников на доходные должности – прим. автора). В Осетии и Карачаево-Черкессии наметилась тенденция к экономическому подъему, особенно в сельском хозяйстве, пищевой и легкой промышленности. Подобно Закавказью, Северный Кавказ после распада тоталитарной системы погрузился в череду этнических конфликтов. Самыми тяжелыми были осетино-ингушский, чечено-дагестанский и российско-чеченский. На грани вооруженного конфликта автохтонные этносы Карачаево-Черкессии.
Возвращение к России
Как и смутное время 1918–1921 годов, вторая за ХХ век российская смута не принесла ни процветания, ни мира народам Кавказа. Она предоставила им свободу от тоталитарного государства, от религиозных гонений, от контроля над экономической и культурной жизнью, вернула свободу передвижения. Но всеми этими благами, быть может кроме религиозной свободы, на Кавказе пользуются очень немногие – из-за разрухи, хаоса и нищеты, насилия и войн. В некоторых регионах Кавказа, особенно в Чечне и Азербайджане, возник режим политической несвободы и прямого насилия над противниками правящего режима.
Государственные новообразования Кавказа не смогли воспользоваться сменой политической и экономической ориентации себе во благо. Союз с Турцией и Ираном, странами небогатыми и к тому же обремененными собственными межэтническими конфликтами и религиозными фобиями, не улучшил жизнь народов региона. Да и восстановление этнокультурного и религиозного единства народов Кавказа со своими южными соседями-мусульманами, существовавшего до XIX столетия, сейчас маловероятно. Уж очень глубокой оказалась европеизация кавказских народов. Хотя сегодняшние азербайджанцы остались шиитами и тюрками, по мироощущению им ближе русские и украинцы, чем турки и иранцы. И нужен полный отрыв на несколько поколений от России, чтобы культурная ориентация вновь сменилась на южную – даже в Азербайджане и Дагестане.
Ориентация на Западную Европу, на которую так уповали грузины и армяне, оказалась неэффективной. В Европу и США можно эмигрировать, но стать культурной и хозяйственной частью Европы, минуя Россию, для Кавказа нереально.
Все этнические конфликты Кавказа закончены при активном участии России, и во всех горячих точках, где кавказцы воюют между собою, за исключением, разве что, Карабаха, расположены воинские контингенты русских миротворцев, поддерживающие их хрупкий покой. Ни Америка, ни Европа, ни Турция по различным причинам бремя это на себя возложить не захотели или не смогли. Так же, как и англичане, которые ушли из Закавказья в конце 1919 года, бросив его на произвол Коминтерна, сейчас НАТО и Объединенная Европа готовы бороться за мир на Кавказе только до первой крови своего солдата. Здесь проливается кровь только российских солдат.
Главным экономическим источником существования для народов Кавказа остается Россия. На Северном Кавказе, включенном в общегосударственную систему России, это происходит посредством дотаций, экономической интеграции, федеральных программ развития. В Дагестане, например, бюджет дотируется из Москвы на 80–90 процентов. Естественно, этого недостаточно, к тому же дотации разворовываются, не доходя до адресата, но, тем не менее, поддерживают жизнь на терпимом уровне.
Закавказью, как, впрочем, и значительной части людей с Северного Кавказа, Россия дает возможность жить и работать. Для большинства из тех двух пятых населения Кавказа, которые временно или навсегда ушли из региона, новым пристанищем оказалась именно Россия. В России стремятся получить образование те, кому это по карману.
Несмотря на то, что политический образ России сегодня весьма непривлекателен, Кавказ вновь обратил к ней свои упования. Растет ностальгия по советским "порядкам", а эйфория от независимости улетучилась. Ни Турция, ни Иран, ни США, ни Европа реально не помогли Кавказу в масштабах, сравнимых с помощью России и СССР.
В Чечне после начала наступления российских войск в конце сентября – октябре 1999 года почти треть чеченского и ногайского населения ушла в Россию за первую неделю боев. Безусловно, они спасались от бомб и снарядов, но то, что люди не были готовы защищать независимость Чечни "до последней капли крови", да и само направление их исхода – в Россию, а не в Азербайджан или Грузию, поддерживающих (как и в годы первой смуты ХХ века) мятеж горцев, – знаменательно. Могли ли абхазы во время войны с Грузией в 1992 году бежать, спасая свою жизнь, в Грузию, а армяне из Карабаха – в Азербайджан? Такое и помыслить невозможно, а чеченцы ушли в Россию. Те же, кто остались, стали союзниками "федералов", и межнациональный конфликт быстро превратился в конфликт гражданский, в котором чеченцы воюют друг с другом не на жизнь, а на смерть. Пребывание Чечни в составе России, поддержанное большинством населения, узаконил Референдум 23 марта 2003 года.
В Россию устремились (точнее, так и не оторвались от нее после 1991 года) те народы Кавказа, которым некуда было деваться – население территорий, окруженных со всех сторон враждебными государствами. В первую очередь – абхазы, осетины Южной Осетии, жители Аджарии, армяне Джавахка, выступающие против ухода русских войск из края, лезгины и талыши Азербайджана, карабахские армяне. Все эти народы не раз обращались с просьбами о принятии их в состав Российской Федерации, но – безрезультатно. Всеми силами поддерживает "стратегический союз" с Россией Республика Армения и, судя по всему, готова на объединение с Россией в одно государство. Значительно укрепились пророссийские настроения и среди коренных народов Северного Кавказа.
Кавказ почти готов к воссозданию системы северного доминирования, отвергнутой частью народов десять лет назад. За это десятилетие населяющие его народы испытали разные альтернативные модели, но они не принесли им ни экономического подъема, ни мира, ни культурного расцвета. И это не результат чьих-то персональных ошибок, козней или корыстных устремлений, а объективная реальность.
Свобода или возрождение
Экономически Кавказ может процветать только в том случае, если его товары и услуги будут исключительными на каком-либо рынке. Для Турции, Ирана и Европы Кавказ, скорее, конкурент, причем конкурент, по большей части, второсортный. Субтропические культуры, продукция виноделия и табаководства Кавказа никого не заинтересуют на средиземноморском рынке, да и на иных мировых рынках, насыщенных дешевыми и качественными средиземноморскими товарами. Курорты Кавказа, его морские прибрежья и горнолыжные спуски не сравнимы с курортами Средиземного моря и Альп. А удаленность Кавказа от основных центров потребления, неудобные наземные и водные коммуникации делают его товары и услуги нерентабельными на Западе и Юге. Не случайно до наступления северного доминирования Кавказ оставался нищей и глухой окраиной Переднего Востока.
Только рынок, нуждающийся в продукции Кавказа, может дать региону процветание. А таким рынком является только Россия, граничащая непосредственно с Кавказом, связанная с ним удобными коммуникациями и к тому же за две сотни лет к Кавказу привыкшая. Но при рыночной открытости сегодняшней России, с Кавказом неизбежно вступят в жесткую конкуренцию Греция, Италия, Турция, Испания, Франция. И потому только единое с Россией таможенное и экономическое пространство может компенсировать для кавказской экономики низкую конкурентоспособность производства. Следовательно, экономический союз с Россией необходим для успешного развития хозяйства народов Кавказа.
Мир на многонациональном и многоконфессиональном, а притом еще и этнически чересполосном Кавказе, сознание народов которого отягощено взаимными обидами, возможен только при чьем-либо внешнем политическом доминировании в этом регионе. Арабы, турки, византийцы, персы, англичане, русские – каждые по-своему пытались силой утвердить мир между племенами Кавказа. Но для того, чтобы платить за мир немалые средства, а часто и жизни, должна быть заинтересованность в мирно существующем регионе. Такой заинтересованности нет ни у одной из держав за пределами Кавказа. Да ее и невозможно долго проводить в жизнь силами одного экспедиционного корпуса. Только через интеграцию элит в единый политический высший класс и налаживание ежедневного сотрудничества сосуществующих бок о бок народов ради общей выгоды, через сохранение этнически неангажированного полицейского и судебного порядка можно прийти к миру на Кавказе. Ни США, ни Европа сегодня на это не способны, как не оказалась способна Антанта в 1919–1920 годах.
Соединенные Штаты могут объявлять Кавказ зоной своих "особых интересов", компании Запада могут бороться за доступ к концессиям каспийской нефти, грузинского марганца или армянского молибдена, но все эти декларации никогда, скорее всего, не будут подкреплены готовностью связать судьбу народов своих стран с судьбой народов Кавказа, сжиться с его проблемами и решать их за счет благосостояния, а то и жизни западных граждан.
Жизненно заинтересованы в Кавказе, и потому готовы на большие издержки, только Турция, Иран и Россия. Для каждой из этих стран Кавказ – передовой рубеж. При том, что границы империй не могут быть безопасны, если проходят по Кавказскому хребту. Да они так никогда и не проходили. Высокогорные тропы Большого Кавказа эффективно контролировать практически невозможно. Такая граница никогда не будет "на замке" ни для террористов, ни для наркокурьеров, ни для сухопутных армий врага в случае войны. Для безопасности Турции и Ирана им необходим контроль над северным склоном Кавказа, как это и было в XV–XVIII веках, для безопасности России – доминирование над южным склоном, как в XIX–XX вв.
Но Турция и Иран не приняты христианским населением Кавказа, как и многими мусульманскими народами. Борьба турок с единоверцами-курдами повредило их образу среди мусульман Кавказа, которые вовсе не собираются отказываться от своей национальной идентичности. Шиитский Иран не популярен ныне как политическая интегрирующая сила на Кавказе. Лишь от полного отчаяния на него готовы были одно время опираться армяне – в противовес Турции и Азербайджану. Бремя умиротворения Кавказа в настоящее время может взять на себя только Россия, равно терпимая и к христианам, и к мусульманам – суннитам и шиитам.
Наконец, культурное процветание возможно и необходимо в тесном сотрудничестве с ведущими научными и культурными центрами Запада. Но важным посредническим звеном в этом сотрудничестве, скорее всего, станет Россия. Русский язык стал за годы второго северного доминирования lingua franca на Кавказе – и в повседневном общении, и в научной и педагогической практике, и замена его каким-либо иным языком нереальна. Пребывание же в России кавказских диаспор еще прочнее связывает судьбы культур Кавказа с Россией. Отсечение Кавказа от России стало губительным для его науки и образования и в первый, и во второй смутные периоды.
Однако главный вопрос Кавказа – это сама Россия. Сможет ли она вернуться на Кавказ, захочет ли? А если сможет и захочет, то в какой форме она вернется? Во время первого и второго северного доминирования Россия на Кавказе была очень разной: формы управления Кавказом заметно различались. Повторит ли Россия, если вернется на Кавказ, одну из этих моделей или, столкнувшись с изменившимися реалиями жизни, будет вынуждена выработать нечто иное?
И всё же, если сделать несколько допущений из области желаемого и предположить, что Россия не распадется, не погибнет, не будет влачить жалкое существование сырьевого придатка и источника дешевой рабочей силы для развитого мира, но восстановит свою силу, достоинство и национальное богатство и станет страной с действенными демократическими механизмами и с верховенством закона над произволом, не утратив при этом присущей ей национальной и цивилизационной особенности, то есть станет такой же по отношению к нынешнему внешнему миру, какой была старая империя по отношению к миру в первое шестнадцатилетие ХХ века, – если Россия станет такой и такой придет на Кавказ, то какой Кавказ захочет она увидеть и каким Кавказом сможет управлять?
Во-первых, демократическая Россия обязательно должна обеспечить возможность всем вынужденным переселенцам ХIХ–XX веков и их потомкам, если будет на то собственное их желание (а у большинства оно, безусловно, есть), вернуться на отеческие земли, к могилам предков. При этом не допустимы насильственные выселения ныне живущих на этих землях людей. Задача эта неимоверно трудна в исполнении, но ее неисполнение чревато еще большими трудностями, конфликтами и бедствиями.
Во-вторых, на Кавказе, как и в России в целом, все этнические и религиозные сообщества должны быть полностью равноправны. Ни одна земля не должна принадлежать исключительно какому-либо народу. Так же, как дико звучит для нормального уха лозунг "Москва – только для русских", дико должен звучать и лозунг "Ереван – для армян", "Баку – для азербайджанцев" или "Тбилиси – для грузин". Права грузин, армян, русских и азербайджанцев должны быть совершенно равны и в Москве, и в Тбилиси, и в Ереване, и в Баку. И только та власть, которая сможет обеспечить это, обеспечит мир на Кавказе и в России.
В-третьих, никакие экономические блокады, а тем более линии фронта, не должны рассекать Кавказ на части и отсекать его от России. В хозяйственном и культурном отношении регион должен быть реинтегрирован в российский рынок и в российское культурное пространство – без изоляции от остального мира.
И, наконец, в четвертых, Кавказ должен вновь стать мощным оборонным рубежом России, гарантирующим безопасность ее южных территорий на границах с Турцией и Ираном.
Все эти цели в СССР были достигнуты в результате жесткого всеобъемлющего контроля над пространством Кавказа со стороны партийных и репрессивных органов, полного огосударствления экономики и строгих ограничений для религии, культуры и образования. Но то, что пристало тоталитарному режиму, неприемлемо для государства демократического, каким мы желаем видеть будущую Россию. Возможно ли выполнение всех этих четырех задач демократическим российским государством? Думаю, что да, но только при отказе от большей части советского наследия в решении "национального вопроса" на Кавказе. Намного больше полезного мы можем взять из старого, дореволюционного опыта. Ведь та Россия не была тоталитарным государством, в ней существовало и самоуправление, и свободы, особенно утвердившиеся в последнее двенадцатилетие. Интересен и полезен кратковременный опыт "белых" администраций Северного Кавказа, продолжавших, по мере возможности, традиции русской государственности в этом регионе и в отношениях с закавказскими "новообразованиями". Но многое надо создавать сейчас заново.
Союз России и Кавказа возможен!
Какова же возможная будущая организация Кавказа в единстве с Россией?
Это не может быть союз национальных кавказских государств и России, так как первые два условия (возвращение народов и их равноправие) в национальных государствах Кавказа нереализуемы. Армяне не решатся вернуться в азербайджанский Баку, русские – в надтеречные станицы Чечни, грузины – в Сухуми, осетины – в Гори, а турок-месхетинцев грузины как не пускали, так и не пустят в Ахалцих. Только ненациональная власть, как ныне русские миротворцы в Гальском районе Абхазии, может гарантировать мир репатриантам. Поэтому Кавказ должен быть разделен не на национальные государства, но на вненациональные, чисто территориальные административные единицы, высшая власть в которых будет не выбираться населением (такие выборы неизбежно приведут к межнациональным столкновениям), а назначаться из России и не из представителей местных народов.
Точно так же центральное подчинение должны сохранять суды, полиция, налоговая служба, прокурорский надзор и иные контрольные ведомства. Суды низших инстанций и мировые суды при согласии всех сторон процесса могут использовать обычное для этой местности право (например, шариат), но при несогласии одной из сторон должно действовать общероссийское законодательство.
Чтобы высокая централизация, необходимая для эффективности национальной власти в Кавказском регионе, не переходила в произвол центра, она должна быть уравновешена широким и гарантированным местным самоуправлением на всех уровнях административной системы. Представительные учреждения должны избираться всеми гражданами, независимо от национальной и религиозной принадлежности, имеющими необходимый ценз оседлости и, может быть, минимальный имущественный ценз. Образование, здравоохранение, культура, местные пути сообщения, местная статистика, коммунальное хозяйство, местная охрана порядка должны находиться в ведении органов самоуправления (земств и городов), финансовая деятельность которых должна быть вполне прозрачна. Правительство области губернатор должен назначать при одобрении его состава большинством областного собрания.
Непосредственно этнические интересы каждого народа (образование, культура, защита этнических прав) должны находиться в ведении экстерриториальных национальных советов, объединяющих всех граждан России, считающих себя представителями данной национальности.
Члены национального совета выбираются по демократическим законам всеми представителями национальности, считающими себя таковыми. Национальные советы должны быть представлены в законодательных органах России (видимо, в верхней палате парламента) и тех регионах, где представители данной национальности составляют заметную часть населения. Такие экстерриториальные общероссийские демократически формируемые национальные советы наверняка будут более умеренными и терпимыми, чем национальные власти в республиках, одинаково равнодушные к судьбе своих соплеменников за границами республики и судьбе инородцев в их границах. Вряд ли, например, общероссийский чеченский национальный совет одобрил бы те действия правителей Чечни, которые осуществлялись от имени этого народа в 1994–1999 годах.
Военная система Кавказа и пограничная служба должны быть соединены с общенациональной. Воинскую службу солдаты и офицеры должны проходить вдали от своего дома.
Жители Кавказа должны обладать всей полнотой гражданских прав на всей территории России – с одной стороны, и все граждане России в любой части российского Кавказа – с другой.
Разумеется, это нелегкие обязательства. Намного приятней иметь свое государство и делать в нем всё, что вздумается, пользуясь полнотой суверенных прав. Но в условиях Кавказа это невозможно. Такое своеволие уже привело к миллионам трагедий, десяткам тысяч бессмысленно загубленных жизней, к обнищанию некогда процветавших народов.
Чтобы создать хотя бы подобие мира на Балканах, европейскому сообществу пришлось ввести крупные воинские контингенты в Албанию, Боснию и Косово, два месяца бомбить Сербию, смириться с тем, что миллионы людей потеряли родной очаг. И всё же мир на Балканах очень хрупок.
Русский Кавказ может построить более стабильное и мирное сообщество с меньшими издержками, чем Балканы, если народы Кавказа ради мира и процветания готовы поступиться эгоистическими правами этнической свободы, а Россия – ради стабильности и защищенности своих южных рубежей – принять вновь бремя ответственности за этот прекрасный край, населенный десятками больших и малых народов с древней, славной и трагической судьбой.
Фото Рудольфа Дика