Таинство Личности. Елена Татаринцева
2004-06-06
Личность рождается тогда, когда человек сказал: «Я сам!» Это первое обращение к собственному сознанию. Позже появляется осознание своей индивидуальности, отношение к себе, другим, к миру, складывается система ценностей. И, наконец, личность приходит (или идет) к самоопределению, ищет свое предназначение. У кого-то на поиски уходит вся земная жизнь, кто-то, еще будучи ребенком, понимает, что все предопределено, и словно считывает слова высшей Мудрости, у которой нет слов: раса, национальность, территория, а есть: Истина, Добро, Бог.
С отцом Илиодором я познакомилась, когда путь им был уже избран… щедрый, красивый человек, сидящий возле нашего костра на берегу реки Воронеж и пытающийся всей нашей компании помочь в «коллективных» вопросах, уже видел свою судьбу. Он знал, что ему есть, что высказать миру, и высказанное это усилится за монастырскими стенами, что там исполнится равновесие жизни, и то, что опустеет в мире, восполнится там.
Отец Илиодор (в миру бакинский армянин – прим. ред.) приехал в Россию в девяностых годах, еще, будучи человеком светским. Трагическая судьба этого в советские времена вроде бы благополучного города нефтяников всем нам известна. Может быть, она повлияла на его выбор.
Но я склонна верить тем, кто говорит о выборе духовного пути по-другому. Монашество есть предназначение, такое же, как талант художника, поэта, только гораздо более высокое, потому что – через Красоту к Вере, а не наоборот…
Много лет спустя мы встретились с Отцом Илиодором в Оптиной Пустыни. Он вышел к нам – «паломникам» из братской, высокий в черном монашеском облачении, на фоне заката и светлокаменного монастыря был похож на доброго сказочного волшебника: что-то торжественное и значительное в походке, в лице, в глазах – тихий свет, мудрость. В нем нет той суетности, мелких, лишних движений, из которых состоим мы, живущие иным – сиюминутным.
Отец Илиодор
Не задавая вопросов, Отец Илиодор ведет нас в монастырскую трапезную с прекрасными росписями на стенах и сводах – изображениями ветхозаветных сюжетов, останавливается, взволнованно рассказывает нам о некоторых из них. Для него это не просто история, а реальная судьба человечества, которую он «пропускает через себя», живя здесь, в монастыре.
Обед в трапезной простой и сытный, необыкновенно вкусный хлеб, оптинские монахи его выращивают сами. Илиодор дает его нам с собой. И в этот момент скорее не о хлебе стоило бы говорить, а о дающем его. Отдавать – творить добро – особый дар, которым исполнен Илиодор. Тогда он был особенно красив той исконной внутренней искрящейся красотою – красотою дающего.
Вопрос о том, можно ли написать о нем – оптинском монахе – иеродьяконе – Отце Илиодоре – его смутил: «Что обо мне писать? Ищите добрых людей в миру, таких много, именно они смогут быть героями вашего журнала, а обо мне… разве что лет через десять – вот поговорите с отцом Илием, получите его благословение».
Не имею права не рассказать о схиигумене отце Илии, встречу и недолгий разговор с которым, может быть, начинаю оценивать только сейчас, некоторое время спустя. Затрудняюсь описать тот эмоциональный всплеск, объективно изменивший мое представление о Вере и Истории, основных вехах человеческой судьбы. Я почувствовала воздействие Монастыря и беседы со старцем, как прибавление надежды, радости и полноты только сейчас и сейчас же понимаю, что этому всплеску нужна поддержка и работа с моей стороны, нужен мой ответ…
Беседа первая
В маленькую комнатку для дежурного Братской стремительно входит отец Илий – старец! Реальный продолжатель традиции! Мы взволнованно и неловко пытаемся сложить ладони «ковшичком» под благословение. Но ему наше незнание ритуалов, по всей видимости, не столь важно: «Садитесь, садитесь», – говорит он нам торопливо. Схиигумен отец Илий – невысокого роста, седой. Смотрит внимательно, улыбчиво и ласково. Лицо запоминается сразу, контраст между внешней хрупкостью и внутренней наполненностью, значительностью – поразителен. Потом всюду: в фильмах о монастыре, на фотографиях взгляд невольно «выхватывает» его фигуру среди остальных монахов на богослужении…
- Как Вы пришли к вере?- спрашиваем мы его.
- Господь призвал, вот и пришел, когда был мальчишкой, во время войны у нас на Орловщине (как и везде) было голодно, я научился молиться, просил у господа хлебушка. В армии вместе со мной служил татарин, я видел, как он молится, и подумал, «татарин молится, а я – православный не молюсь», тогда, зная, что многим рискую, уходил в лес за молитвою, и там, с нею наедине, вдруг почувствовал настоящее присутствие Бога…
– Что Вы думаете о страшных по нелепости своей «современных» войнах? Их можно назвать религиозными?
– Те, кто разжигает войны, хочет посеять зло в душах людей, напугать их, разрушить цельность народа, посеять смуту. Верующий человек, какой бы веры он не был, никогда не будет убивать, не может быть агрессивным.
Отец Илий вспоминает: дом его бабушки стоял первым у дороги, она сидела на завалинке и ждала путников, незнакомых ей людей, чтобы накормить их и дать возможность отдохнуть.
Его нравственность складывалась в системе ценностей, основу которых составляли заповеди, и добро не надо было искать, оно было в нем (как и в каждом из нас, только его нужно разглядеть); получив такую основу, еще будучи ребенком, он увидел свое предназначение.
Отец Илий
Беседа вторая
Отец Илиодор сидит с нами за столом в доме инокини, матушки Иоанны. Она улыбчивая и доброжелательная, в темном одеянии, пластичная, как и сам Илиодор, особой, свободной пластикой, которую я замечала только у творчески одаренных, цельных людей. У него – особенные глаза – в них – сила и грусть знания. Он осторожно, бережно говорит с нами, стараясь донести то, что взрослым людям можно говорить более сурово и строго. Мы, наверное, своею внутренней суетой мешаем ему, тем не менее, рассказ его завораживает ясностью.
На вопрос «Как вы пришли к Богу?» Он ответил: «Я искал его в музыке, живописи, обращался к восточной философии и другим религиям».
Он рано понял условность искусства, как некой «красивой ступени» между Богом и человеком, ступени Познания, на которой очень многие задерживаются надолго. Иллюзорность светского искусства прекрасно иллюстрирует его рассказ о посещении театра за кулисами, где его поразила «ненастоящесть» декораций и поведения актеров, которые только что были пафосными и позитивными. Он говорит: «Вот мы ищем Истину, Добро, а ведь это все – поиски Бога, но Бога нельзя найти, пока он сам нас не призовет…». И сравнивает взаимоотношения между Богом и человеком с отношением Матери к своим детям. Мать воспитывает ребенка, старается на его «языке» объяснить основы жизни, но, главное, несомненное, любит.
Он вспоминает, как в пятилетнюю годовщину смерти своей матери оказался в Загорске (сейчас Сергеев Посад) и, когда вспомнил о печальной дате, пытался, как полагается, поставить свечку в храме и выпить рюмку водки в память о матери. И вот, поразившее его воображение, соотношение Храма и ресторана (подмосковный Загорск – городок, расположенный на холмах) – как предложенный Выбор (Отец Илиодор жестом как бы держит на ладонях два холма): на одном – ресторан, на другом – Храм. Что выбрать? Он выбирает Храм, тогда уже навсегда. Собственно, оттуда начался его монашеский путь. Хотя до окончательного, внешнего выбора еще прошло время…
«Неужели нельзя жить с Богом в душе, искать Его, не уходя в монастырь? – задаем мы ему вопрос. – Многие протестанты вообще отказываются от церквей и ритуалов, считая, что достаточно просто верить». «Здесь дело в затраченном количестве труда…Человек в миру отвлекается на мирское, что естественно. Монахи отдают Богу себя полностью…»
Деятельность монастырей подразумевается Илиодором как некая дисциплина, влекущая за собой альтернативу рассеянности и инертности мира.
Илиодор резче, чем отец Илий очерчивает жизнь современного человека в пространстве города. «Да в деревне, если человек совершил какой-то неблаговидный поступок, все сразу об этом узнают. И вообще, люди свободными были на земле, от своего труда только и зависели. Сейчас люди отделены друг от друга, зависят от случайностей. Ну-ка отключи отопление в десятимиллионном городе в пятнадцатиградусный мороз, не привези продукты в магазин день-два... Что будет..? Сатана не смог побороть Бога, он стал мстить его чадам, мы – Божьи дети…» И далее, говоря о трагизме разобщенности современных людей, Илиодор объясняет нам «формулу» аввы Дорофея (одного из авторов святоотеческой литературы, жившего в Гаазе, в VI веке): если люди идут в Центр, к Богу, то расстояние между ними уменьшается, если от Бога – увеличивается, и люди теряют друг друга. Человек, идущий путем веры, рано или поздно приходит к мысли о близости людей друг к другу, о их единении.
Мы – люди, вроде бы, образованные, Заповеди читали, но в словах отца Илиодора они приобретают другой смысл: «Это – не книжные истины, это – о нашей жизни», – думаю я постоянно в процессе разговора. Отец Илиодор объясняет роль Храма в жизни христианина: Прообраз Царства Божьего на Земле, ориентир, способ приблизить человека к Возвышенному, отвлечь от суеты…Храм создан для людей как помощь в отвлечении от суеты.
Оптина за разливом скованной льдом реки Жиздры и заснеженным полем предстает, будто выведенная на миниатюре, – маленьким средневековым княжеством с золотыми куполами соборов, окруженными широкой монастырской стеной. Ее обособленность от мира, контрастирующий с его постперестроечными сложностями внутренний покой, живописное единство построек, ухоженность и чистота только усиливают это свойство. Чувство приближения к определившемуся исторически, сокровенному русскому явлению охватывает меня опять. Мне, как искусствоведу-традиционнику важно видеть бережно восстановленный и обустроенный островок русской православной традиции, из которого во многом произросла неповторимость нашей русской культуры XIX и начала XX веков.
Это один из древних русских монастырей. И хотя к 1917 году монастырских обителей в России насчитывалось более тысячи, Оптина была наиболее известной и посещаемой. Основой его духовной жизни в середине девятнадцатого века явилось уникальное сложившееся братство монахов – старчество.
Старчество, в отличие от «внешнего» ритуального монашества, – православная традиция, заключающая в себе не только аскезу и доктрину собственного спасения, но особый путь духовного ученичества и наставничества (старчество передавалось от наставника к ученику), подвижничества и взаимодействия с миром. Строгое требование к каждому движению своей души, духовные прозрения и откровения, а главное – не отделение от мира, а утешение ему и любовь к людям, полная им сопричастность.
Жизнеописание двенадцати оптинских старцев существует, есть и их изображения, и иконописные, и фотографии. Когда читаешь об этих судьбах, о внимательности старцев к судьбе любого прихожанина, понимаешь, что за смысл заключает в себе описанное русскими православными мыслителями явление со-причастности, умения взять на себя тяготы каждого и донесения до него основ духовного знания.
Слушая Илиодора, получаю подтверждение своей старой догадке об особой ценности ясной расстановки духовных приоритетов в сознании человека. Когда они расставлены и осознаны верно – мы получаем особенную гармонию Личности.
Отец Илиодор говорит, обращаясь к нам: «Надо быть профессионалом во всем, за что берешься, например, не просто взял и написал что-то, а написал ответственно, зная, что за каждое слово, идущее в мир, отвечаешь».
Находясь с ним рядом, как бы привыкаешь к силе сказанного, и оно кажется простым. Отрываясь от этого и продолжая жить обыденной жизнью, ощущаешь сиротливость и брошенность. Илиодор говорит не только от имени индивидуального опыта Веры, а – Традиции – совокупности многих факторов. В их число входят и определенные правила обустройства внешней и внутренней жизни общности людей, которые создали и развивают эту духовную, этическую систему, Оптину Пустынь. Систему, назначение которой – хранить основы Веры.
Традиция – сама по себе Тайна, а когда Традиции принадлежит Личность, то получается редкое и удивительное явление – Таинство Личности.
Фото Самвела Андреасяна